На улице было не слишком многолюдно. Город с годами пустел чем дальше, тем больше. Скоро здесь и вовсе останутся одни местные. Говорят, в Институте теперь насчитывается едва ли десятая часть от работавших в былые времена. Да и военных в городе явно поубавилось. Впрочем, ничего удивительного в подобных тенденциях нет: с изучением влияния теперешней Зоны на жителей Хармонта может справиться и очень небольшое количество ученых. Так, во всяком случае, утверждают школьные учителя... Вот только с отъездом прикомандированных к Институту работы для местных остается все меньше и меньше. Конечно, если бы отменили закон об эмиграции, людям стало бы попроще. Но кто же его отменит!.. Уж от ООН-то такого подарка не дождешься: мир боится хармонтцев, как зачумленных. И никогда их к себе не пустит.
Двери "Борща" были распахнуты настежь, и Мария не устояла, купилась на это гостеприимство. "Борщ" в последнее время тоже не мог похвастать наплывом посетителей. Украшенные витражами оконные стекла создавали в зале полумрак, однако света не зажигали наверное, из экономии. За столами кое-где сидели, но для не привыкших к полумраку глаз сидящие выглядели таинственными темными фигурами без лиц - словно живые куклы в снах, - и Мария не стала тут задерживаться, прошла прямо к длиннющей (память о благодатных прошлых временах) стойке, перед которой ровной шеренгой выстроились пустые табуреты.
Тетка Дина, одетая в ослепительно белую блузку, находилась на своем месте. Стояла за стойкой, лениво протирала стаканы, бросая в зал невеселые взгляды.
- Здравствуй, Мария!
- Здравствуйте, тетя Дина!
- Тебе, как всегда?
Не дожидаясь ответа, тетка Дина налила в высокий бокал, украшенный старинным гербом Хармонта, апельсинового сока, ловко наполнила коричневыми шариками вазочку для мороженого. Мария споро взгромоздилась на табуретку, взяла маленькую изящную ложечку.
- Как мама и отец? - Тетка Дина вернулась к своим привычным занятиям - протиранию бокалов и бросанию взглядов.
Как будто вы сами не знаете, подумала Мария. Он же сегодня дома не ночевал, у вас был. Мать опять всю ночь проплакала, лишь под утро заснула...
- Спасибо, хорошо.
- Работать отцу надо. Сколько он уже не работает?
Как будто вы сами не знаете, подумала Мария. Впрочем, может, он вам и не рассказывает ничего. Во всяком случае, я бы совсем не удивилась, узнав, что не рассказывает. Даже если вы у него спрашиваете. Папка есть папка...
- Его выгнали из Института полгода назад.
Тетка Дина перестала протирать бокалы, наклонилась к Марии, и глазам той явился пейзаж, скрывающийся в недрах тетки Дининой блузки.
А в общем-то, папку вполне можно понять, подумала Мария, быстро отводя глаза.
- Ты уже взрослая, - сказала тетка Дина вполголоса. - Многое понимаешь... Поговорила бы с матерью. Я ведь его бы запросто к себе на работу взяла. Они ведь с моим отцом когда-то большие дела проворачивали. Жалко мне его, пропадает человек... Мужик он крепкий, и ящики может таскать, и на кухне помочь. Стал бы работать у меня, я бы его на три мили к бутылке не подпустила. И деньги опять же не помешают. Хоть и мало клиентов стало, но все ж пока не в убыток работаем.
Мария отложила ложечку:
- Вы же знаете, что отец не станет протирать бокалы и таскать ящики.
Тетка Дина вздохнула:
- Все в жизни меняется, девочка. И люди тоже меняются... В том числе и мужчины. Надо просто не оставлять их в покое, теребить их, напоминать им о долге перед своей семьей. - Тетка Дина сама почувствовала, как фальшиво прозвучала ее последняя фраза. Замолкла, вновь взялась за стаканы.
Да, подумала Мария. Кому-кому, а вам бы очень хотелось, чтобы он работал здесь. "Мужик он крепкий"!.. Насколько бы для вас все стало проще! Продемонстрировали бы ему свой подблузочный пейзажик, заскочили на пару в кабинет, раз-два - и порядок. Все чинноблагородно. И дома бы он ночевал каждую ночь. И мама бы не плакала...
- Хорошо, - сказала она. - Я передам маме ваше предложение.
И тут за спиной раздался знакомый голос:
- Мария! Мартышка!
Она обернулась. Глаза уже привыкли к полумраку, и теперь она рассмотрела, что за одним из столиков сидит дядя Дима Нулин.
- Мария! - Нулин приглашающе помахал рукой с зажатой в ней вилкой. - Присядь-ка!
- Я пойду! - Мария положила перед теткой Диной монетку, взяла в руки вазочку со стаканом и перебралась за столик к Нулину.
Тот был в своем наилучшем виде - маленький, кругленький, розовенький. И, наверное, голодный, потому что поедал отбивную с нескрываемым аппетитом.
- Здравствуйте, дядя Дима!
- Здравствуй, здравствуй, красавица моя!
Мария покраснела от удовольствия, опустила глаза. Все-таки приятно, когда тебя называют "красавица моя". А не оборотнем, как некоторые...
- Вроде ты вошла сюда сама не своя...- Дядя Дима всегда был наблюдательным мужчиной. - Случилось что?
Пришлось притвориться:
- А-а, чепуха на постном масле!.. Босоножка ногу натерла. Мама новые сегодня дала, старые все малы стали.
Дядя Дима перестал жевать, понимающе покачал головой. Глаза его вдруг сделались внимательными и печальными. Какими бывали много лет назад. Нет, дядю Диму никогда нельзя было провести.
- Брось, зеленоглазая! Сказки про новые босоножки можешь рассказывать Дине Барабаш. Опять, небось, в школе проблемы?
Марии ничего не оставалось, как вновь опустить голову.
- Дядя Дима, ну за что они меня так ненавидят? Разве я виновата?
Дядя Дима как-то совсем не по-нулински закряхтел.
- Знаешь, девочка, по большому счету они тоже не виноваты. Люди всегда ненавидят тех, кто не похож на них. В лучшем случае едва терпят. До тех пор, пока ты не покажешь им свою непохожесть... Такова уж природа людей.